Течение изменилось, волны стали более крутыми, ветер дул порывами. Я изменил курс на зюйд–вест, и паруса почти обвисли, когда мы шли по ветру. Было холодно, и при каждом повороте нас обдавали брызги воды, хлопая по клеенчатым накидкам. «Морская ведьма» летела вперед, разрезая носом упругую воду, заливающую потоками всю переднюю часть палубы.

Огни «Гризельды» продолжали следовать за нами, значит, она тоже изменила курс: Белый огонек ее топ–мачты выплясывал на волнах, показывая, что лодка испытывает сильную качку, да это и неудивительно: моторка не слишком приспособлена для плавания в такую погоду. Постепенно красный и зеленый огоньки все чаще пропадали среди волн, и наконец вдали остался лишь отблеск белого огня топ–мачты.

Сквозь шум ветра до меня донеслось:

– Похоже, мы оторвались! Если мы пойдем… – Остальные слова Майка заглушил ветер и шум волны, ударившей в нос яхты. Но я понял, что он имел в виду. Если мы изменим курс и пойдем на норд–вест, весьма возможно, что «Гризельда» потеряет нас, даже несмотря на то, что небо прояснилось и на нем появились звезды. Удрав от них, мы сможем повернуть к востоку и пойти на Ол–дерни–Рейс.

Я ни на минуту не сомневался, что это было бы правильным решением, и, сделай я так, мы бы могли избежать многих несчастий.

Но в это время на палубу вышел Патч, уселся на крышке люка и устремил взор за корму на еле видный огонек «Гризельды».

Интересно, что он скажет, если мы изменим курс и направимся обратно к английскому берегу? Мне уже надоели бесконечные дебаты, а тут еще возня с бакштагами и с парусами: следовало поворачиваться, чтобы не лишиться мачты.

– Мне все это не нравится! – поделился я с Майком. Нам катастрофически не хватало рабочих рук. Ночью, усталый, замерзший, промокший, я боролся с искушением сесть и отдохнуть. Тем более что я был уверен: мы обогнали лодку.

По–видимому, Майк думал так же, потому что вместо того, чтобы настоять на своем, он пожал плечами и отправился спать.

Теперь это мне кажется невероятным, но тогда я не оценил значение того факта, что свет огней «Гризельды» виднелся уже не за кормой «Морской ведьмы», а с ее левого борта.

А мне бы следовало догадаться, что мы не опередили ее, а идем параллельным курсом, просто на большей дистанции, чем прежде.

«Гризельда» шла южнее, не теряя скорости, потому что волны не били ей в нос, а я, как это часто случается ночью, переоценил нашу быстроту.

К концу моей вахты небо заволокло облаками и ветер уменьшился. Я позвал Патча, мы поставили все паруса и изменили курс на зюйд–зюйд–вест. Теперь мы не натыкались на волны, а шли вдоль них. Ветер наполнил паруса, и «Морская ведьма» мчалась, как поезд. На заре я подогрел бульон, и мы подкрепились. Утро выдалось холодное и мрачное. Патч стоял, глядя за корму, но там ничего не было, кроме белой, взволнованной водной пустыни.

– Все в порядке, – сказал я, – мы их обогнали! Он молча кивнул. Лицо его было совершенно серым.

– При такой скорости мы через два часа будем у Ка–стекс! – добавил я и передал ему штурвал, а сам пошел спать.

Час спустя меня разбудил крик Майка.

– Смотри туда, Джон! – указал он за левый борт.

Сначала я ничего не увидел. Заспанные глаза фиксировали лишь холодный утренний свет, серое небо и море. Затем, когдамы взлетели на волне, мне показалось, что я вижу то ли мачту, то ли деревянный бакен.

Предмет мелькнул у горизонта. Я протер глаза, прищурился и наконец увидел мачту маленького суденышка, а потом и белый корпус, поднимающийся на волнах.

– «Гризельда»? – спросил я.

Майк кивнул и протянул мне подзорную трубу. Теперь я ясно видел качающуюся на волнах лодку, обливаемую потоками воды.

– Если бы ночью мы повернули…

– Но мы не повернули, – бросил я и посмотрел на Патча, сидевшего за рулем.

– Он знает? – спросил я.

– Да. Он первым и увидел ее!

– Ну и что он сказал?

– Да ничего. По–моему, даже не удивился.

Я снова посмотрел в подзорную трубу, пытаясь оценить скорость лодки:

– С какой скоростью мы идем? Ты читал вахтенный журнал?

– Да. За последний час мы шли со скоростью восемь узлов.

Восемь узлов! Я взглянул на надутые ветром паруса, плотные, прочные, тянущие яхту по воде. Боже мой! Невероятно, что мы не смогли оторваться от лодки за целую ночь!

– Я все обдумал, – произнес Майк. – Если они подойдут к нам…

– Ну?

– Они ведь не смогут причинить нам никакого вреда, так ведь?

Он неуверенно смотрел на меня.

– Надеюсь, – ответил я и пошел в рубку.

Я устал и не хотел ни о чем думать. Чтобы отвлечься, я занялся вычислением нашего местоположения, основываясь на пройденном пути и сносе из–за прилива. Оказалось, что мы находимся приблизительно в десяти милях норд–норд–вест от Кастекс. Через два часа отлив потащит нас к Олдерни и Шербурскому полуострову. Но между нами и берегом идет эта проклятая лодка, и при дневном свете нам не скрыться.

Я послушал прогноз: ветер умеренный, местами туман, область низкого давления из Атлантики движется к востоку.

Вскоре после завтрака мы подошли к Кастекс – западному бастиону островов Ла–Манша. Теперь мы шли против течения, видя перед собой серую остроконечную скалу, о которую с шумом разбивались волны. Мы были на оживленном морском пути от Уэссана, но увидели всего два судна, очертания которых быстро скрылись за горизонтом.

Вскоре показался остров Гернси, а морской путь остался позади, отмеченный лишь пятнышками дыма там, где сливались небо и море.

Все утро Патч оставался на палубе, то сидя за рулем, то вглядываясь в пространство, отделяющее нас от «Гризельды».

Иногда, правда, он нырял в рубку, где работал с параллельной линейкой и циркулем, сверяя наш курс. Я предложил ему поспать, но он ответил: – Спать? Я не смогу уснуть, пока не увижу «Мэри Дир»!

И он остался, серый, изможденный, держась только на нервах, как и во время всего расследования.

Думаю, он просто боялся пропустить тот миг, когда «Гризельда» догонит, нас. Патча очень тревожило отсутствие на борту атласа приливов. Когда начался отлив и нас принялось сносить к западу, он стал особенно внимателен и все время проверял наше положение по отношению к остроконечным скалам Гернси.

Вероятно, мне следует объяснить, что во время шестичасового прилива воды Ла–Манша в районе Нормандских островов поднимаются на необыкновенную высоту. Весной, когда приливы особенно сильны, они образуют узкое течение между Олдерни и материком, скорость которого достигает 7 узлов. Направление этого потока меняется в основной части Ла–Манша каждые 12 часов, а подъем воды достигает 30–40 футов.

Я упоминаю об этом, чтобы объяснить нашу озабоченность данным обстоятельством, которое имело непосредственное отношение к дальнейшим событиям. Проходя этой частью Ла–Манша, всегда испытываешь напряжение, если учесть, что весь район буквально утыкан рифами, обнаженными скалами и каменистыми островами.